Скурятин Максим Павлович

Третьякова Екатерина Сергеевна прислала рассказ о своем деде: «Скурятин Максим Павлович родился в 1898 году в крестьянской семье. Всегда много работал, рано создал семью, служил в Красной Армии, затем участвовал в строительстве металлургического комбината в Магнитогорске. В 30-е годы его семья была раскулачена и сослана в Сибирь, в поселение Бакчарского района (позднее поселок Чернышевка). Он отправился за ними с документами о восстановлении. Когда прибыл на место, все документы у него изъяли, и его также оставили в поселении. В Сибири снова много работал, всей семьей пережили голод и страшные времена. С 1934 года в поселении стали организовываться колхозы, и Максим Павлович был первым председателем колхоза с 1934 до 1938 г. В ноябре 1938 года его судили за то, что в скирдах горели снопы. Дали три года. Работал на лесозаготовках в Томской области, затем был переведен на строительство Новосибирского авиационного завода им. Чкалова, и был признан там «Ударником Стройки». Домой вернулся освобожденным, со снятием судимости. В ноябре 1942 г был призван на фронт. Участвовал в обороне Ленинграда. 2 марта 1943 года в бою был тяжело ранен, и 11.03.1943г умер. Похоронен на кладбище г.Волхов II. В нашей семье осталось письмо медсестры, которое написано после смерти Максима Павловича и адресовано его дочери, привожу его текст: «Здравствуй, Верочка! Веруся, милая хотя очень печально, и мне очень тяжело писать это письмо, но я всегда люблю говорить правду. Веруся, сообщаю тебе, что Ваш папочка умер 8/ III 1943 г. Верочка, ранен он был очень тяжело в легкие по нашему наз. пневмоторокс, т.е. проникающее ранение в легкие. Сам писать он конечно не мог. Он все время был очень тяжелым, в последнее время у него появились очень большие пролежни. Так что он даже не мог и лежать. Потом у него очень опухли ноги, значит сердце у него тоже было слабое и все это конечно, и сама тяжелая рана не говорила о выздоровлении, но мы никогда ничего не говорили ему, а он все вспоминал всех вас и думал попасть домой. До самой смерти он был в полном сознании и даже не заикнулся, что он скоро умрет. Настроение у него было всегда бодрое, всегда шутил, но был очень худой, только лишь полными были ноги и руки, потому что опухли. Верочка, мы делали все, что мы могли и все что он просил, но, простите, ничего не могли сделать, чтобы спасти ему жизнь. Было бы у него покрепче сердце, может быть, можно было рассчитывать на выздоровление. Верусенька, хотя и тяжело, но миленькая очень не расстраивайся, у меня тоже все мои родные умерли в Ленинграде 1941 году, но что же делать, я тоже очень плакала когда мне сообщили совсем чужие люди. Но самое ценное для меня, что я, зная хотя всю правду, что у меня нет уже никого и разыскивать не придется. Веруся, пересылаю фотокарточку которую он берег, а потом она была у меня, т.как я не знала вашего адреса. Вернее письмо я писала, знала, а потом забыла. Теперь получила Ваше письмо от 30/ III 43 г. Получила я его 20/V 43г. и сразу ответила на него. Письмо было адресовано ему, но я переняла ваше письмо и отвечаю на него. Верочка еще раз прошу, не расстраивайся очень, все равно мы не вернем слезами. Похоронен он хорошо в гор. Волхов 2. Если приедете, когда-нибудь и зайдете на кладбище, найдете и фамилию вашего папочки, как и ряд других умерших бойцов. Все похоронены как следует, но конечно не так, как похоронили бы мы с вами дома и посмотрели бы своими глазами. Все это я сознаю, родная Веруся. Ну и все Верочка, что я могу сообщить о вашем папочке. Пишет вам медсестра этой палаты, в которой лежал и умер он. Остаюсь с горячим приветом к вам, но еще раз прошу Верочка будьте мужественны. Оля Иванова. 20 /V 43 года. г.Волхов 2. Мой адрес: полевая почта 72497 , Иванова Ольга Петровна».