Гладкова (дев. Строгонова) Евдокия Фёдоровна
О своей маме рассказывает Гладкова Инна Марковна: «Окаянная та война для нас началась не 22 июня на рассвете, а 10 сентября 1941 в полдень. Наша семья жила тогда на станции Вадино (это Сафоновский район Смоленской области). Отец Гладков Марк Петрович с первых дней был на фронте, мама-солдатка Гладкова (Строганова) Евдокия Фёдоровна осталась с тремя детьми – младшей Людмиле полгода, её она кормила грудью, старшему Валентину 15, я готовилась к школе. Ночами от пожарищ уже полыхало небо, с каждым днём всё ближе гремела канонада. Через станцию – это железнодорожная ветка на город Белый – чаще под покровом темноты шли военного назначения составы. Одиночные «мессеры» временами за ними охотились и обстреливали. Но мы верили, что Красная армия разобьёт фашистов и папа скоро вернётся домой. Наступило 10 сентября. День недели среда. Ничто не предвещало беды. А в полдень железные птицы тучей закрыли небо: страшный бомбовый смерч в минуты стер с лица земли и станцию Вадино, и прилегающий к ней посёлок. Две бомбы упали у нашего дома. Взрывной волной снесло крышу, выдавило окна, рухнула стена, из-под которой кто-то извлек нас с сестрой. А брат принёс страшную весть: осколком убило нашу маму. Убило рядом с домом, у колодца. Она доставала воду. Погибла в 37 лет! Она очень любила жизнь и нас, своих детей. А фашистская сволочь ей вот… осколком в самое сердце. Хоронить погибших после этого налёта там просто было некому. Могилу матери пришлось копать сыну. И над её прахом он дал страшную клятву мести. И убежал бы на фронт тогда же, не будь малых сестёр. В 90-х годах я с семьёй попыталась найти её могилу, местные жители показали нам кладбище, где хоронили погибших и во время того первого страшного налета: безымянные бугорки, под одним из них, возможно, покоится прах моей матери. А вот колодец, тот, у которого её убило, нашли. Увезли оттуда политую её кровью горсть горькой земли. Позже, по рассказам старшего брата, я восстановила много других важных подробностей: чем, например, он кормил младшую, которая требовала мамину грудь, как в наступившие холода, завернув в разное тряпьё, пристроил нас в военный обоз, который под Вязьмой пытался выйти из окружения, как ночью он спрятал нас в овраге, когда обоз внезапно попал под пулемётный обстрел. Бой был короткий, неравный. Сколько там наших солдат полегло, не скажет никто. Их имён мы не узнаем никогда. Так мы попали в оккупацию. Потом брат долго скитался с нами по деревням, прося и еды, и постоя. В деревне Козловка (Дорогобужский район Смоленской области) нас приютила самая бедная женщина, раскулаченная в своё время. Мы звали её «Хритин»».