Иванов
Иван
Александрович

О своем деде рассказывает Лора Иванова: "1905 г. р. Прошел Финскую войну. До августа 41-го работал на костромской ТЭЦ-2, имел бронь. Странным образом (до сих пор делаю запросы в архивы и не могу найти ответа, как в военное время допустили полное оголение особого объекта - электростанции, снабжавшей энергией военные объекты) весь техсостав электростанции, включая директора, был отправлен на фронт. Мобилизован в августе 41-го. Уходил - плакал. Жена лежала больная. Сам перемыл 5 детей, в ряд усадил, поцеловал по очереди. С женой попрощался, почувствовал, что плачет, и побежал, чтобы домашние не видели. От слез не видел ничего, мимо соседки пробежал и по привычке на ТЭЦ повернул. Соседка из ворот крикнула: «Иван, ты куда? Тебе ж в военкомат!» Он развернулся, пошел в сторону центра, слезы все вытирал. Больше не видели его. По северной ж/д прибыл на Ленинградский фронт в район станции Мга. Последняя щель в кольце Ленинградской блокады только что сомкнулась. За станцию еще шли бои. Солдат тут же отправили в бой. Разбили по двое, выдали на каждую двойку 1 винтовку со штыком. Это была 128-я стрелковая дивизия. Слово красивое, а всего – несколько сотен человек, весь штабной состав выбит в боях, комиссар пропал без вести. Помог опыт Финской войны – без командиров, с постоянно прерывающейся связью со штабом бойцы продолжали держать оборону. Прибывшая на помощь маршевым батальоном молодежь из Ярославля в первом же бою сдалась от страха в плен – необстрелянные. А бывалые мужики окопались, укрепились и малыми силами держали оборону, так и не подпустили немцев к ветке Северной ж/д. Немцы в донесениях пишут: русские со свойственным им упорством и безумием держат оборону несколькими огневыми точками. Потом было отступление к Ладоге. Когда севернее немцы взяли Шлиссельбург, мой дед участвовал в 1-й Синявинской операции - это, возможно, была та крупица из многих, что не дали вражеской армии занять Ленинград. В середине сентября против наших голодных, промокших, уставших бойцов фашисты бросили пехотную, мото- и танковые дивизии. Адской волной накрыли наши части немецкая артиллерия и авиаатаки. Это было 13 сентября. И мой дед уцелел в этой мясорубке, он еще жил и сражался. Почти неделю. Да, мой дед не отстоял Мгу, и блокада захлопнулась, но он ровно в этом месте ценой своей жизни остановил фронт, и враги не продвинулись дальше ни на шаг. А ведь наша семья долгие годы считала его живым. Еще в Финскую дед завел себе вторую жену. Финская закончилась, а дед все не возвращался, прикинулся пропавшим без вести. Бабушка через партком вернула его в семью, к 5 детям. Может, потому и во второй раз ждала мужа долгие годы, отказывалась выходить замуж. Мы все продолжали верить, что он, может быть, просто опять не захотел вернуться к нам. Шутили, что есть у нас родственники, а может, и сам дед жив. Нет могилы - значит, жив. Когда я 2 года назад нашла сканы военных бумажек - где похоронили, когда прочла наши и немецкие записи о тех боях, в которых был и мой дед, мы всей семьей рыдали - впервые по-настоящему оплакивая его смерть, а еще от раскаяния: дед не бросал нас, он так любил нас, что умер за нас. Разбираясь в бумагах тех дней, я поняла, что многое еще можно узнать, восстановить последний путь деда почти по дням. Еще не все запросы в архивы вернулись ко мне, уже подтверждено внесение имени деда на обелиск по месту захоронения, но мы с детьми еще не были в Синявино. И снится мне этот Рабочий поселок №4, где дед погиб. Уже полтора года снится: плутаю в полутьме по руинам, спотыкаюсь в грязи, проваливаюсь в ямы, встаю и снова бреду. Как будто все ищу кого-то. Не отпускает. Значит, нет еще финальной точки».