Головин
Виктор
Георгиевич

О своем отце рассказывает Криницына Надежда Викторовна: «Был он рыжим, как из рыжиков рагу, рыжим, словно апельсины на снегу … А другой был черным-черным у нее, чёрным будто обгоревшее смольё…» Эта песня точно про моего папу и его младшего брата Сергея. Папа – черный как смоль, а дядя Сережа - с папой как одно лицо, и волосы тоже как у папы, вьющиеся, но цвет очень красивый – каштановый. Моя мама так и называла его - Рыжий. Мой папа, Головин Виктор Георгиевич, в годы Великой Отечественной войны считался тружеником тыла. Работая машинистом бронепоезда, он водил эшелоны на фронт, доставляя оружие на передовую с Урала. Неоднократно его эшелоны подвергались обстрелам и бомбардировкам. Во время одной из бомбардировок прямым попаданием бомбы в паровоз мой папа был тяжело контужен. Последствия этой контузии (частичная глухота и рано развившаяся гипертоническая болезнь, болезни ног после ранений) сопровождали его всю оставшуюся жизнь и привели к ранней смерти. Он умер в 1972 году после продолжительной болезни. Однажды после войны я играла в классики с девчонками в коридоре своего дома. Вдруг в коридор входит солдат с палочкой и хромает. Я остановилась и смотрю на него, а он, широко улыбаясь, поднял меня на руки и все приговаривал: «Люсенька, Люсенок». Я недоумевала: откуда этот дядя знает меня? Я–то его не знаю! А это был мой родной дядя Сережа – Головин Сергей Георгиевич. Он хромал всегда, часто болел. Нас у мамы было уже пятеро, и мы всегда хотели есть. У нас в городе Ефремов Тульской области была такая специальная столовая, где кормили инвалидов войны. Дядя Сережа брал две большие тарелки щей из квашеной капусты, разливал нам по тарелкам, и мы ели его паек. Я не помню, чтобы дядя Сережа когда-то был сердитым или грубым. Он говорил всегда тихо и ласково. И хотя моя мама называла его «Рыжий», он называл её только Клавуся. Он умер в 1960 году, на сорок шестом году жизни, от болезней, возникших вследствие фронтовых ранений. Другой мой дядя Сережа (Ходяков Сергей Васильевич) – мамин брат. Он родился в 1922 году. Окончив среднюю школу, он поступил в Ефремовское летное училище, но закончить его не успел – началась война. Девятнадцатилетним юношей Сережа ушел на фронт. А нас эвакуировали в Казахстан. Наверное, с этого момента я и начала помнить войну. Помню пустой товарный вагон. И прямо на его полу разместились шесть семей., каждой был отведен угол. Мы уезжали с бабушкой, моей мамой, маминой сестрой Зиной и её сыном - моим двоюродным братом и большим другом. С ним нас, детей, было пятеро. И еще с нами уезжала молоденькая девушка – Клава. Она была не наша, но почему-то бабушку называла мамой. Её родители не разрешали ей ехать с Серёжиной семьей – ведь она ему еще не была женой, да и невестой не успела стать. Клаве не дали никаких вещей: «Езжай бесприданницей». Но в последний момент к вагону почти подбежали две женщины - молодая и постарше, мама и сестра Клавы. Они с трудом подняли и бросили в вагон сундучок…»