Овчинников
Яков
Иванович
О ветеране рассказывает Воробьева Маргарита Васильевна:
«Овчинников Яков Иванович родился в 1912 году в городе Злынке Брянской области. Яков ушел на фронт добровольцем, имея в кармане «белый билет». В юности он неудачно спрыгнул с рабочего поезда, идущего в Новозыбков, и ударился грудью о пенек. Долгое время у него шла горлом кровь. Потом все прошло, но одно из легких оказалось затемненным. Место призыва — Кизильский РВК Челябинской области.
До войны работал на строительстве Магнитогорского комбината, был начальником. Когда он проходил медкомиссию, чтобы попасть на фронт, врач сказал: «Жить тебе, парень, до первого ранения». Но Яков выдержал осаду Ленинграда с первого и до последнего дня, почти сутки просидел как-то по плечи в болоте, был четыре раза ранен и один раз контужен, выдержал даже пулеметную очередь, срезавшую его на далекой немецкой дамбе, которую он хотел перебежать вместе со своими солдатами. Выдержал все тяготы, когда он восстанавливал свои документы. Получил звание лейтенанта 17 июня 1941 года.
Яков защищал блокадный Ленинград вместе с тем штрафбатом, что ему неожиданно достался — тогда в одном бою погибли почти все офицеры, и ему пришлось взять командование на себя. Он командовал, находясь шестнадцать дней в немецком кольце, не было ни воды, ни пищи. Вернее, вода была у немцев, и за ней нужно было ходить к ним каждую ночь. Но зато был склад с амуницией. Штрафники отмачивали сыромятные ремни, резали их острыми финками на тоненькие полоски и часами варили. Но никто, ни один человек не ушел к немцам! Безусловная заслуга Якова Ивановича. Ночью, когда удалось-таки взять «языка», знающего точное расположение своих частей и минных полей, они прорвались к осажденному городу. Прорвались прямо в расположение родного заградотряда, который их едва не перестрелял, когда они чуть было не вышли за границы своего расположения.
В мае 1942 года при наступлении на деревню Торыжино, будучи в обороне, принял неравный бой — три против 30 немецких автоматчиков. За проявленное мужество и отвагу командованием 157-м отдельным лыжным батальоном награжден медалью «За отвагу» (157 отдельный лыжный батальон был сформирован в Челябинске. В действующей армии с 5 февраля 1942 года до 20 августа 1942 года в составе 3-й ударной Армии участвовал в боях в районе города Холма. 27 апреля 1945 года, когда до окончания войны оставалось всего двенадцать дней, на дальних подступах к Берлину, он был прошит пулеметной очередью, когда повел свой батальон в последнюю для себя атаку. Первым он выскочил на невысокую дамбу, которую нужно было пересечь. И тут слева с дамбы ударил пулемет. Ранение по тогдашним меркам было смертельным — в живот разрывными пулями. Но он выжил после того страшного ранения, когда его на залитой кровью плащ-палатке принесли в медсанчасть, перевязали, переодели в первое попавшееся чистое белье и отправили в госпиталь. Он выжил и в госпитале, когда вынимали из него металлические и костные осколки, сшивали разорванные ткани, вживляли стальные стержни. Выжил и после, когда начал жить.
Он вышел из госпиталя в конце 45-го не на костылях, а с палкой в правой руке, хотя опирался на нее иногда двумя руками. Вышел без удостоверения личности, человеком без имени. Его офицерская гимнастерка была настолько залита кровью, что ее выбросили сразу же, как только с него сняли, вместе с документами. Из личных вещей остались только офицерская фуражка, часы на руке и ничего, что удостоверило бы его личность. Правда, когда он выписывался из госпиталя, ему поверили и дали справку, что он, капитан Овчинников Яков Иванович, является «инвалидом 1-й группы и не может выполнять ни ходячую, ни сидячую работу». Это означало, что он фактически не может ни ходить, ни сидеть, потому что тазобедренные кости были даже не травмированы — их почти не было. Врачи знали, что писали: боль, которая возникает в суставах таза, когда человек сидит или стоит, постоянна и мучительна. О какой работе можно было говорить! Но большего они сделать уже не могли. Яков Иванович вышел из госпиталя в новую для себя жизнь с этой чудовищной справкой, которую еще нужно было превратить в документ, и которая могла им стать только при наличии паспорта, а паспорта не было. Тогда-то и начался третий, не менее трудный этап его жизни — очередной этап выживания. Два года он, тяжело больной человек, вынужден был потратить на то, чтобы доказать, что он человек, носивший до войны имя и фамилию, которыми хотел называться и теперь. Восстановить свое собственное имя оказалось тогда совсем не просто. Он ходил от чиновника к чиновнику, опираясь на палку. Эту палку из вишневого дерева подарили ему, как он сказал, «в награду за терпение». По воспоминаниям сестры он всегда был добр и мягок. Больше того, от него будто бы исходило тепло –– аура добра, как сказали бы сейчас. Он никогда не говорил о себе и никогда не говорил о мучавших его болях, и ничего ни у кого не просил. Он только давал. Теперь он вынужден был ходить с этой палкой по кабинетам, по бюрократическим лестницам, каждый шаг на которых отдавался в нем пронизывающей болью в костях, и просить чиновников вернуть ему его же имя. Когда ему, после нескольких месяцев хождений, наконец, сказали, что нужно найти людей, которые знали его до войны и могли бы письменно удостоверить, что он — это он, он стал их искать. Это оказалось далеко не простым делом. Ему нужно было найти всего трех человек, которые смогли бы письменно удостоверить его личность. Три свидетеля, три бумаги и печать на подписи каждого! Казалось бы, так все просто разрешалось! Но война разбросала всех его друзей, а из оставшихся попадались лишь такие, которые боялись дать такое письменное свидетельство. Так продолжалось два года. Он был без денег, почти без еды, без лекарств и с разрывающей тело болью. Это было труднее, чем в госпитале. Там всегда были люди, готовые помочь, а здесь он был один, и помощи ждать было неоткуда. А потом еще десять лет жить с болью, разрывающей внутренности. Годами не спать, а лишь забываться во сне и обречь себя на вечное одиночество, чтобы не мучить близких себе людей! Жил и сколько мог с инвалидностью 1 группы работал в Москве начальником отдела кадров, вроде в строительной организации. Умер от ранения в 1960 году, похоронен на Преображенском кладбище».
«Овчинников Яков Иванович родился в 1912 году в городе Злынке Брянской области. Яков ушел на фронт добровольцем, имея в кармане «белый билет». В юности он неудачно спрыгнул с рабочего поезда, идущего в Новозыбков, и ударился грудью о пенек. Долгое время у него шла горлом кровь. Потом все прошло, но одно из легких оказалось затемненным. Место призыва — Кизильский РВК Челябинской области.
До войны работал на строительстве Магнитогорского комбината, был начальником. Когда он проходил медкомиссию, чтобы попасть на фронт, врач сказал: «Жить тебе, парень, до первого ранения». Но Яков выдержал осаду Ленинграда с первого и до последнего дня, почти сутки просидел как-то по плечи в болоте, был четыре раза ранен и один раз контужен, выдержал даже пулеметную очередь, срезавшую его на далекой немецкой дамбе, которую он хотел перебежать вместе со своими солдатами. Выдержал все тяготы, когда он восстанавливал свои документы. Получил звание лейтенанта 17 июня 1941 года.
Яков защищал блокадный Ленинград вместе с тем штрафбатом, что ему неожиданно достался — тогда в одном бою погибли почти все офицеры, и ему пришлось взять командование на себя. Он командовал, находясь шестнадцать дней в немецком кольце, не было ни воды, ни пищи. Вернее, вода была у немцев, и за ней нужно было ходить к ним каждую ночь. Но зато был склад с амуницией. Штрафники отмачивали сыромятные ремни, резали их острыми финками на тоненькие полоски и часами варили. Но никто, ни один человек не ушел к немцам! Безусловная заслуга Якова Ивановича. Ночью, когда удалось-таки взять «языка», знающего точное расположение своих частей и минных полей, они прорвались к осажденному городу. Прорвались прямо в расположение родного заградотряда, который их едва не перестрелял, когда они чуть было не вышли за границы своего расположения.
В мае 1942 года при наступлении на деревню Торыжино, будучи в обороне, принял неравный бой — три против 30 немецких автоматчиков. За проявленное мужество и отвагу командованием 157-м отдельным лыжным батальоном награжден медалью «За отвагу» (157 отдельный лыжный батальон был сформирован в Челябинске. В действующей армии с 5 февраля 1942 года до 20 августа 1942 года в составе 3-й ударной Армии участвовал в боях в районе города Холма. 27 апреля 1945 года, когда до окончания войны оставалось всего двенадцать дней, на дальних подступах к Берлину, он был прошит пулеметной очередью, когда повел свой батальон в последнюю для себя атаку. Первым он выскочил на невысокую дамбу, которую нужно было пересечь. И тут слева с дамбы ударил пулемет. Ранение по тогдашним меркам было смертельным — в живот разрывными пулями. Но он выжил после того страшного ранения, когда его на залитой кровью плащ-палатке принесли в медсанчасть, перевязали, переодели в первое попавшееся чистое белье и отправили в госпиталь. Он выжил и в госпитале, когда вынимали из него металлические и костные осколки, сшивали разорванные ткани, вживляли стальные стержни. Выжил и после, когда начал жить.
Он вышел из госпиталя в конце 45-го не на костылях, а с палкой в правой руке, хотя опирался на нее иногда двумя руками. Вышел без удостоверения личности, человеком без имени. Его офицерская гимнастерка была настолько залита кровью, что ее выбросили сразу же, как только с него сняли, вместе с документами. Из личных вещей остались только офицерская фуражка, часы на руке и ничего, что удостоверило бы его личность. Правда, когда он выписывался из госпиталя, ему поверили и дали справку, что он, капитан Овчинников Яков Иванович, является «инвалидом 1-й группы и не может выполнять ни ходячую, ни сидячую работу». Это означало, что он фактически не может ни ходить, ни сидеть, потому что тазобедренные кости были даже не травмированы — их почти не было. Врачи знали, что писали: боль, которая возникает в суставах таза, когда человек сидит или стоит, постоянна и мучительна. О какой работе можно было говорить! Но большего они сделать уже не могли. Яков Иванович вышел из госпиталя в новую для себя жизнь с этой чудовищной справкой, которую еще нужно было превратить в документ, и которая могла им стать только при наличии паспорта, а паспорта не было. Тогда-то и начался третий, не менее трудный этап его жизни — очередной этап выживания. Два года он, тяжело больной человек, вынужден был потратить на то, чтобы доказать, что он человек, носивший до войны имя и фамилию, которыми хотел называться и теперь. Восстановить свое собственное имя оказалось тогда совсем не просто. Он ходил от чиновника к чиновнику, опираясь на палку. Эту палку из вишневого дерева подарили ему, как он сказал, «в награду за терпение». По воспоминаниям сестры он всегда был добр и мягок. Больше того, от него будто бы исходило тепло –– аура добра, как сказали бы сейчас. Он никогда не говорил о себе и никогда не говорил о мучавших его болях, и ничего ни у кого не просил. Он только давал. Теперь он вынужден был ходить с этой палкой по кабинетам, по бюрократическим лестницам, каждый шаг на которых отдавался в нем пронизывающей болью в костях, и просить чиновников вернуть ему его же имя. Когда ему, после нескольких месяцев хождений, наконец, сказали, что нужно найти людей, которые знали его до войны и могли бы письменно удостоверить, что он — это он, он стал их искать. Это оказалось далеко не простым делом. Ему нужно было найти всего трех человек, которые смогли бы письменно удостоверить его личность. Три свидетеля, три бумаги и печать на подписи каждого! Казалось бы, так все просто разрешалось! Но война разбросала всех его друзей, а из оставшихся попадались лишь такие, которые боялись дать такое письменное свидетельство. Так продолжалось два года. Он был без денег, почти без еды, без лекарств и с разрывающей тело болью. Это было труднее, чем в госпитале. Там всегда были люди, готовые помочь, а здесь он был один, и помощи ждать было неоткуда. А потом еще десять лет жить с болью, разрывающей внутренности. Годами не спать, а лишь забываться во сне и обречь себя на вечное одиночество, чтобы не мучить близких себе людей! Жил и сколько мог с инвалидностью 1 группы работал в Москве начальником отдела кадров, вроде в строительной организации. Умер от ранения в 1960 году, похоронен на Преображенском кладбище».
Отправитель:
Воробьева Маргарита Васильевна