Шмаков
Александр
Николаевич
Об участнике Великой Отечественной войны рассказывает Евгений Голоднов:
«Представлю главного героя рассказа: Александр Николаевич Шмаков – земляк, бывший боевой балтийский моряк, орденоносец, прошедший Великую Отечественную с самых первых и до последних дней. Старого фронтовика не стало незадолго до нового 2015 года. Немного он не дожил до своего 94-летия и 70-летия Победы. Александр Николаевич прожил с супругой Людмилой более 70 лет и воспитал замечательных детей и внуков, также, как и он, прославивших Орехово-Зуево, Подмосковье и Россию личной трудовой доблестью.
Война
«Это твоя девушка?» – заинтересованно спрашивали встречные знакомые Шурку Шмакова, имея ввиду идущую рядом изящную даму с длинной русой косой. В тот хороший солнечный денек 22 июня 1941-го высокий статный паренек – счастливый выпускник Кронштадтской школы моряков – весело отгуливал свой пятнадцатидневный отпуск в Ленинграде. Между прочим, за отличную учебу. - Шурка, я больше с тобой вместе не пойду. – Глаза красивой молодой женщины (той самой, с длинной косой) смотрели на юного моряка добрыми смеющимися лучиками. Это была Шуркина мама Катя. Такой, молодой и красивой, она запомнилась ему на всю жизнь. Еще утром мама обронила: «Эх, как бы войны не случилось. Аэропланы-то всю ночь летали». - Мамочка, какая может быть война, - отвечал 20-летний оптимист, - я же здесь, с тобой. Толпы людей, собирающихся возле уличных репродукторов и речь министра Молотова подтвердили: «Война!» Самая нешуточная. "Шурка командиров" (так звали юношу в родной деревне Нисельга из-за отца - красного командира, рано умершего от ран) уехал снова в Кронштадт. А его мама с остальными детьми (Александр был старшим) Машей, Верой, Васей, Валей и Катей отправились в старинный русский город Лодейное Поле, знаменитый первыми военными кораблями Петра I. Затем они эвакуировались в Курган, за уральские горы. Здесь Екатерина Васильевна с дочками и младшим сыном прожили до осени 44-го. К этому времени освободился от захватчиков их родной Подпорожский район Ленинградской области. Родные Шурки Шмакова возвратились в родные пенаты, что на реке Свирь в двухстах километрах от Ленинграда (в Нисельге до войны был у них добротный дом, цветущий сад). В это же самое время боец терялся в догадках: где вы, родные мои? Сам-то на Балтике, воюет, несколько раз был тяжело ранен, в августе 1941-го попал в число моряков, «пропавших без вести»… чудом остался жив! Стал писать по домашнему адресу – без ответа. Уже и подумалось: "В плену мои." Подпорожский-то район несколько раз переходил из рук в руки (то к белофинам, то к Красной Армии). Не мог тогда знать советский моряк, что мама Катя с сестричками и братиком жили в то время в Зауралье.
...В конце сентября – начале октября 1944 г. Екатерина Васильевна с детишками благополучно добралась до родной Нисельги. На месте родной деревеньки – пустошь, поросшая бурьяном. Здешние жители, кто уцелел, жили в землянках. Прибывшему семейству землянки не досталось. Под домашний уголок пришлось «облюбовать» разбитый вагон – затопили печку-времянку. Есть было нечего. Взрослые дети от военного лихолетья выглядели младше своих лет. Старшей, Верочке, исполнилось в ту пору двадцать один, Васе - тринадцать, Вале - одиннадцать, Катюше - девять. Чтобы прокормить ребятишек, Екатерине Васильевне каждое утро приходилось идти в близлежащую деревню Погра и брать там хлебные карточки. Уже позднее, от людей, дети узнали: мать постоянно недоедала, отдавая им свою пайку. А в ноябре того же года она слегла. Попросила детей взять у деревенских мужиков телегу и довезти ее, больную, до Подпорожской больницы. Главврач местной больницы, профессор Флегонт Ильич Либов оказался школьным другом Екатерины Васильевны и сделал все от него зависящее. Но... ночью больная умерла. На следующую ночь дети нашли свою маму в бараке среди других умерших. Днем их туда не впускали. Тогда под покровом темноты они, сняв оконную раму, проникли в это печальное помещение… Сердобольные бабушки помогли сшить рубашку-саван, дали свечку, теплой воды. Флегонт Ильич помог организовать похороны. Нашли лошадь, чтобы отвезти гроб с телом на деревенское кладбище. Хоронили сами дети, им помогал какой-то местный старичок.
...Так и остались круглыми сиротами. Куда идти? Кто поможет? Война еще громыхала. Несчастье у многих. Так уж получилось - Вера и Мария, что были постарше всех, остались работать при районном исполнительном комитете, остальных расселили по детским домам: в Новую Ладогу - Васю и Валю, а самую младшую 9-летнюю Катю отправили в Староладожский детский дом. Когда Катюша в него попала, своей детской душой осознала - никто из родных к ней уже не приедет, не навестит. Она помнила, как хорошо ей жилось с мамой, сестрами и братом в Кургане. И Катя решила сама уехать туда... Начало рождения чуда Встреча с родными у Кати Шмаковой оттянулась почти на пять десятилетий. Вся трагедия в том, что «мамина тезка» Катя была от рождения глухонемой. В Кургане беглянку поместили в детский дом для глухонемых. Здесь она окончила среднюю школу, здесь ей воспитатели сказали, что родных у нее нет. Одна-одинешенька, слабая былиночка, росла Катюша, ни с кем из детишек особо не общалась. Замкнулась в себе, в своем полудетском - полувзрослом мире. Дали ей в детдоме новую фамилию. «Я как бы проснулась здесь, - напишет она позднее родным, - и ощутила свою полную беспомощность...»
Отвоевал ленинградец Александр Николаевич Шмаков и в победном 1945-м приехал в подмосковное Орехово-Зуево. Года два поработал матрос в местной милиции – и понял воин: не для него это. Долгое время жил на поселке торфоразработок с названием Верея. Здесь встретил свою половинку, женился, троих сыновей поставил на ноги (двое из них тоже на флоте служили), 17 лет отдал объединению «Ореховоторф», а еще 30 лет – знаменитому на всю Россию Ореховскому текстильному комбинату. Среди людей фронтовик Шмаков был всегда уважаем за доброту и порядочность, за то, что слово свое держал крепко. Все эти годы – с 1945 по 1990-й – не терял надежды узнать судьбу младшенькой сестренки Катюши, глухонемой. Во все концы СССР "сигналил", уголовный розыск тормошил. Перебрал вместе с другими найденными после войны родственниками все староладожские архивы. Кто-то из тамошних обронил: «Да умерла она...». Ведь детдом в Кургане вскоре после войны ликвидировали, а в архивах имени Катюшиного и не значилось. Одному только Александру Николаевичу и его родным ведомо, какие чувства переполняли тогда их души от бесследно утраченного следа самой младшенькой. Самой беззащитной сестренки. Уже и внуки у детей появились, а с годами и болезни новые, проблемы. Два раза на операционном столе побывал Шмаков между жизнью и смертью. И все же бывший матрос не сдался. И не отступая, как когда-то в смертельной атаке, настойчиво продолжал свой поиск. В 1988 г., уже в «горбачевскую перестройку», добрые люди подсказали: напиши в журнал для глухонемых (издание называлось «В едином строю»). Что ж, советы бывают очень дельными. Написал, в журнале его объявление о розыске сестры напечатали. Правда, с еще довоенными данными Кати. Не знал, что фамилию сестренке в 1944-м поменяли. Возвращение сестренки Минуло два года. В ноябре 1990 г. к Александру Николаевичу Шмакову по почте пришла – почти через полвека! – долгожданная весточка... от его родной потерявшейся сестры Екатерины. В небольшой конверт с письмом была вложена ее фотокарточка вместе с дочерью Наташей.
Найдутся ли на свете слова, какими можно выразить после такого известия чувства человека, прошедшего войну, не раз умиравшего и верившего в чудо?! «Теперь можно и умирать, долг свой выполнил», - говорит Александр Николаевич. А я убеждаюсь: таким бы, как он, людям жить бы и жить... В благодарность за их человечность, доброту, верность, мужество. Живите, пожалуйста, Александр Николаевич, долго-долго. Пусть внуки Вам платят такой же добротой. ... Перед Новым, 1991 г. в Орехово-Зуеве у Шмаковых собрались все сестры и брат. Из Кировограда прилетела Мария, из Пензы - Вера, из Ленинграда - Вася и Валя, из Уфы - Катя. Она смотрела и не верила своим глазам, эмоционально жестикулируя руками (дочь Наташа переводила), пытаясь выразить невысказанную за полвека радостную боль: «Мои дорогие, как вы меня нашли? Сколько у меня родных. Ой-Ой. Я верила, что меня найдут. Я верила Господу Богу, что он поможет». Эта "забитая" беззащитная детдомовка, рабочая-гладильщица воспитала хорошую дочь, стала бабушкой, обожающей своего внука, своего зятя. 4 января 1991 года в народном суде города Уфы, что в Башкирии, была исправлена еще одна несправедливость отгремевшей войны – Екатерине Шмаковой возвращена ее прежняя, родная фамилия. И это ли не чудо, это ли не счастье, когда вот так родственники встречаются, тянутся друг к другу! После долгих лет разлуки дети, ставшие уже прабабушками и прадедушками, разыскали в Подпорожье, что под Ленинградом, могилку матери. Человека, ценой собственной жизни подарившего им в годы военного лихолетья второе рождение».
«Представлю главного героя рассказа: Александр Николаевич Шмаков – земляк, бывший боевой балтийский моряк, орденоносец, прошедший Великую Отечественную с самых первых и до последних дней. Старого фронтовика не стало незадолго до нового 2015 года. Немного он не дожил до своего 94-летия и 70-летия Победы. Александр Николаевич прожил с супругой Людмилой более 70 лет и воспитал замечательных детей и внуков, также, как и он, прославивших Орехово-Зуево, Подмосковье и Россию личной трудовой доблестью.
Война
«Это твоя девушка?» – заинтересованно спрашивали встречные знакомые Шурку Шмакова, имея ввиду идущую рядом изящную даму с длинной русой косой. В тот хороший солнечный денек 22 июня 1941-го высокий статный паренек – счастливый выпускник Кронштадтской школы моряков – весело отгуливал свой пятнадцатидневный отпуск в Ленинграде. Между прочим, за отличную учебу. - Шурка, я больше с тобой вместе не пойду. – Глаза красивой молодой женщины (той самой, с длинной косой) смотрели на юного моряка добрыми смеющимися лучиками. Это была Шуркина мама Катя. Такой, молодой и красивой, она запомнилась ему на всю жизнь. Еще утром мама обронила: «Эх, как бы войны не случилось. Аэропланы-то всю ночь летали». - Мамочка, какая может быть война, - отвечал 20-летний оптимист, - я же здесь, с тобой. Толпы людей, собирающихся возле уличных репродукторов и речь министра Молотова подтвердили: «Война!» Самая нешуточная. "Шурка командиров" (так звали юношу в родной деревне Нисельга из-за отца - красного командира, рано умершего от ран) уехал снова в Кронштадт. А его мама с остальными детьми (Александр был старшим) Машей, Верой, Васей, Валей и Катей отправились в старинный русский город Лодейное Поле, знаменитый первыми военными кораблями Петра I. Затем они эвакуировались в Курган, за уральские горы. Здесь Екатерина Васильевна с дочками и младшим сыном прожили до осени 44-го. К этому времени освободился от захватчиков их родной Подпорожский район Ленинградской области. Родные Шурки Шмакова возвратились в родные пенаты, что на реке Свирь в двухстах километрах от Ленинграда (в Нисельге до войны был у них добротный дом, цветущий сад). В это же самое время боец терялся в догадках: где вы, родные мои? Сам-то на Балтике, воюет, несколько раз был тяжело ранен, в августе 1941-го попал в число моряков, «пропавших без вести»… чудом остался жив! Стал писать по домашнему адресу – без ответа. Уже и подумалось: "В плену мои." Подпорожский-то район несколько раз переходил из рук в руки (то к белофинам, то к Красной Армии). Не мог тогда знать советский моряк, что мама Катя с сестричками и братиком жили в то время в Зауралье.
...В конце сентября – начале октября 1944 г. Екатерина Васильевна с детишками благополучно добралась до родной Нисельги. На месте родной деревеньки – пустошь, поросшая бурьяном. Здешние жители, кто уцелел, жили в землянках. Прибывшему семейству землянки не досталось. Под домашний уголок пришлось «облюбовать» разбитый вагон – затопили печку-времянку. Есть было нечего. Взрослые дети от военного лихолетья выглядели младше своих лет. Старшей, Верочке, исполнилось в ту пору двадцать один, Васе - тринадцать, Вале - одиннадцать, Катюше - девять. Чтобы прокормить ребятишек, Екатерине Васильевне каждое утро приходилось идти в близлежащую деревню Погра и брать там хлебные карточки. Уже позднее, от людей, дети узнали: мать постоянно недоедала, отдавая им свою пайку. А в ноябре того же года она слегла. Попросила детей взять у деревенских мужиков телегу и довезти ее, больную, до Подпорожской больницы. Главврач местной больницы, профессор Флегонт Ильич Либов оказался школьным другом Екатерины Васильевны и сделал все от него зависящее. Но... ночью больная умерла. На следующую ночь дети нашли свою маму в бараке среди других умерших. Днем их туда не впускали. Тогда под покровом темноты они, сняв оконную раму, проникли в это печальное помещение… Сердобольные бабушки помогли сшить рубашку-саван, дали свечку, теплой воды. Флегонт Ильич помог организовать похороны. Нашли лошадь, чтобы отвезти гроб с телом на деревенское кладбище. Хоронили сами дети, им помогал какой-то местный старичок.
...Так и остались круглыми сиротами. Куда идти? Кто поможет? Война еще громыхала. Несчастье у многих. Так уж получилось - Вера и Мария, что были постарше всех, остались работать при районном исполнительном комитете, остальных расселили по детским домам: в Новую Ладогу - Васю и Валю, а самую младшую 9-летнюю Катю отправили в Староладожский детский дом. Когда Катюша в него попала, своей детской душой осознала - никто из родных к ней уже не приедет, не навестит. Она помнила, как хорошо ей жилось с мамой, сестрами и братом в Кургане. И Катя решила сама уехать туда... Начало рождения чуда Встреча с родными у Кати Шмаковой оттянулась почти на пять десятилетий. Вся трагедия в том, что «мамина тезка» Катя была от рождения глухонемой. В Кургане беглянку поместили в детский дом для глухонемых. Здесь она окончила среднюю школу, здесь ей воспитатели сказали, что родных у нее нет. Одна-одинешенька, слабая былиночка, росла Катюша, ни с кем из детишек особо не общалась. Замкнулась в себе, в своем полудетском - полувзрослом мире. Дали ей в детдоме новую фамилию. «Я как бы проснулась здесь, - напишет она позднее родным, - и ощутила свою полную беспомощность...»
Отвоевал ленинградец Александр Николаевич Шмаков и в победном 1945-м приехал в подмосковное Орехово-Зуево. Года два поработал матрос в местной милиции – и понял воин: не для него это. Долгое время жил на поселке торфоразработок с названием Верея. Здесь встретил свою половинку, женился, троих сыновей поставил на ноги (двое из них тоже на флоте служили), 17 лет отдал объединению «Ореховоторф», а еще 30 лет – знаменитому на всю Россию Ореховскому текстильному комбинату. Среди людей фронтовик Шмаков был всегда уважаем за доброту и порядочность, за то, что слово свое держал крепко. Все эти годы – с 1945 по 1990-й – не терял надежды узнать судьбу младшенькой сестренки Катюши, глухонемой. Во все концы СССР "сигналил", уголовный розыск тормошил. Перебрал вместе с другими найденными после войны родственниками все староладожские архивы. Кто-то из тамошних обронил: «Да умерла она...». Ведь детдом в Кургане вскоре после войны ликвидировали, а в архивах имени Катюшиного и не значилось. Одному только Александру Николаевичу и его родным ведомо, какие чувства переполняли тогда их души от бесследно утраченного следа самой младшенькой. Самой беззащитной сестренки. Уже и внуки у детей появились, а с годами и болезни новые, проблемы. Два раза на операционном столе побывал Шмаков между жизнью и смертью. И все же бывший матрос не сдался. И не отступая, как когда-то в смертельной атаке, настойчиво продолжал свой поиск. В 1988 г., уже в «горбачевскую перестройку», добрые люди подсказали: напиши в журнал для глухонемых (издание называлось «В едином строю»). Что ж, советы бывают очень дельными. Написал, в журнале его объявление о розыске сестры напечатали. Правда, с еще довоенными данными Кати. Не знал, что фамилию сестренке в 1944-м поменяли. Возвращение сестренки Минуло два года. В ноябре 1990 г. к Александру Николаевичу Шмакову по почте пришла – почти через полвека! – долгожданная весточка... от его родной потерявшейся сестры Екатерины. В небольшой конверт с письмом была вложена ее фотокарточка вместе с дочерью Наташей.
Найдутся ли на свете слова, какими можно выразить после такого известия чувства человека, прошедшего войну, не раз умиравшего и верившего в чудо?! «Теперь можно и умирать, долг свой выполнил», - говорит Александр Николаевич. А я убеждаюсь: таким бы, как он, людям жить бы и жить... В благодарность за их человечность, доброту, верность, мужество. Живите, пожалуйста, Александр Николаевич, долго-долго. Пусть внуки Вам платят такой же добротой. ... Перед Новым, 1991 г. в Орехово-Зуеве у Шмаковых собрались все сестры и брат. Из Кировограда прилетела Мария, из Пензы - Вера, из Ленинграда - Вася и Валя, из Уфы - Катя. Она смотрела и не верила своим глазам, эмоционально жестикулируя руками (дочь Наташа переводила), пытаясь выразить невысказанную за полвека радостную боль: «Мои дорогие, как вы меня нашли? Сколько у меня родных. Ой-Ой. Я верила, что меня найдут. Я верила Господу Богу, что он поможет». Эта "забитая" беззащитная детдомовка, рабочая-гладильщица воспитала хорошую дочь, стала бабушкой, обожающей своего внука, своего зятя. 4 января 1991 года в народном суде города Уфы, что в Башкирии, была исправлена еще одна несправедливость отгремевшей войны – Екатерине Шмаковой возвращена ее прежняя, родная фамилия. И это ли не чудо, это ли не счастье, когда вот так родственники встречаются, тянутся друг к другу! После долгих лет разлуки дети, ставшие уже прабабушками и прадедушками, разыскали в Подпорожье, что под Ленинградом, могилку матери. Человека, ценой собственной жизни подарившего им в годы военного лихолетья второе рождение».
Отправитель:
Голоднов Евгений Яковлевич